Теперь!

«Президент США вместе с главами правительств Англии, Франции и России подписал сегодня в Париже ПАКТ Мира. Впервые в истории так много государственных руководителей дали полное согласие на такой мирный документ. Это большой шаг к всемирному миру.

Верховный суд сегодня после долгих рассуждений окончательно принял воскресно-субботний закон и провозгласил, что воскресенье должно быть одним и только одним днём, в который все будут должны поклоняться. Президент выразил одобрение закона во время мирных переговоров во Франции, побуждая других мировых руководителей преследовать подобные цели в своих странах. Теперь мысленно переносимся на место действия. Город Каламазо на этой неделе...»

Ручка телевизора показалась очень холодной, в то время как моя горячая, влажная рука повернула её, останавливая голос диктора телевидения. Подойдя к окну, я устремила вперёд свой изумлённый взгляд, не осознавая, что делается... И в это время мне вспомнились слова проповедника Брауна: «Национальный воскресный закон является знаком для христиан оставить города».

Перенесшись мысленно назад, на урок библейских доктрин, я услышала об участи воскресного закона и конца времени, но я не осознавала, что это действительно придёт. Мне казалось теперь, что я нахожусь в падающем воздушном шаре, и всё вокруг давит на меня. Я увидела все те схемы проповедника Брауна, которые он приводил день за днём на доске, показывая события конца. Там было две линии, которые сходились очень быстро вместе: национальный воскресный закон и заключительное испытание.

Сомнения, страх, волнение проносились в моём сознании. Что должно случиться? Куда мы должны идти? Как скоро мы должны уходить?

Да, это было так неестественно, как во сне. Я, в самом деле, не могла поверить, что это было здесь - теперь...

«Алиса, иди ужинать», - позвала мать. Во время ужина царила тишина. Я пожелала что-либо упомянуть об утверждении закона. Но всё прошло, как будто ничего не было. Когда я находилась в библейском классе, я планировала, как всё должно произойти, когда наступит это время. Отец семьи сразу же должен был обратиться ко всем и, как единая христианская семья, мы должны двинуться в какое-либо уединённое место.

Я ожидала этого, но никто, казалось, не знал, что он должен делать или говорить. Они не действовали как при необычном, исключительном явлении.

Наконец, не в состоянии больше молчать, я сказала: «Вы знаете, что Верховный Суд одобрил сегодня воскресный закон?»

«Неужели? - спросил с удивлением Рон, - действительно?»

«Время конца близко, - сказала мать, - время конца близко, - повторила она, как часто говорила, когда случалось что-то ужасное, - мы видим всё это вокруг нас».

Отец не сказал ничего. Мать и отец не могли не интересоваться чем-либо так жизненно важным. Я решила начать разговор снова.

«Вы знаете, что Уайт писала относительно национального воскресного закона?»

«Да нет», - последовал ответ со стороны матери. Теперь я знала, что она принимала всё, что я говорила, критически. Позже, каждый раз, когда я упоминала об Уайт или Библии, мать сердилась. «Нет, а что Уайт сказала?» - Говорила она со вздохом…

Наблюдая её отвращение, я продолжила: «Она сказала, что мы должны оставить города…»

«Куда, скажи мне, маленькая мисс Святая Радость, куда же вы намереваетесь идти?» - спросила мать.

«Куда мы пойдём? - спросил Рои, - куда-либо в сельскую или пустынную местность?»

«Неужели вы надеетесь обнаружить пустыню где-либо поблизости?» - с издевательской улыбкой переспросила мать.

Холодные слова матери удивили меня. Её реакция очень отличалась от той, которую я ожидала.

«Обрати внимание на север, - быстро сказал Рон, - там есть громадные леса, где никто не сможет нас обнаружить на протяжении многих недель».

Рон и я посмотрели друг на друга. Мы понимали друг друга. Я никогда не осознавала, в какой мере он интересовался религиозными вопросами. Он всегда казался таким шаловливым, беззаботным мальчиком. Но в этом кротком, собранном взгляде я увидела его заинтересованность этим вопросом.

Беседа прекратилась, ибо мать и отец своим холодным равнодушием и молчанием дали понять, что они не желают продолжать разговор.

«Как всё это несправедливо, - размышляла я позже, во время ночного отдыха, - как могли мать и отец быть такими равнодушными, безразличными?»

Невозможно было даже и предполагать что-либо подобное.

Прошла неделя... Проповедник Дженкинс произнёс в церкви волнующую проповедь на тему воскресного закона и заключительного испытания. Все были согласны с ним и в знак одобрения сердечно воскликнули: «Аминь!»

Но позже, когда я вышла из церкви, заметила смеющихся и шутящих людей, как и во всякую другую субботу. Некоторые рассуждали о новом дополнении к своим домам или о новой цене мебели, которую они желали приобрести. Жёны делились тем, какого вида пирожное приготовить на вечеринку, которая должна состояться на следующей неделе.

Я не могла понять всего этого. Как могли люди, только что пробуждённые Богом, так скоро забыть всё?

С каждым днём напряжение всё увеличивалось. Наконец мать и отец разрешили нам оставить дом. Они согласились, что мы будем жить в нашем коттедже около озера. После того, как мы устроились, время проходило очень быстро. Суббота прошла в изучении Слова Божьего и молитвы. Никогда прежде я не испытывала такой нужды просить прощения всех грехов, которые могла вспомнить. Мы имели крайнюю необходимость действовать энергично. В воскресенье мы пошли к нашим соседям Кук, чтобы преподать им библейские уроки. Не имея большого опыта в этом, мы волновались, но всё же решили, что Бог ведёт нас к тем, с которыми мы намеревались встретиться.

Мы встретили очень верную семью, которая слышала об адвентистах и интересовалась ими. Они приняли весть и, хотя никогда не принимали водного крещения, стали адвентистами седьмого дня через крещение Святым Духом.

На протяжении недели я посетила родной дом. Мать была такой же, как обычно, - не наблюдалось раздражения или грусти. Она полагала, что мы возвратимся обратно и спросила, не желаем ли мы, чтобы отец пришёл за нами. Я сказала ей, что нет, и убеждала её присоединиться к нам, но она отказалась. Она не была согласна, указывая лишь на тот факт, что не может оставить дом и отца.

Я также позвонила проповеднику Дженкинсу, надеясь, что он и его семья вскоре двинутся в путь. Но, к моему удивлению, всё, казалось, было таким же, как обычно. Все были счастливы и дружелюбны, и никто не имел намерения делать что-либо, но продолжали жить точно Так же, как и всегда. Несколько раз проповедник Дженкинс предостерег меня остерегаться фанатических действий.

О, почему так случилось? Почему я не умерла раньше, чтобы не переживать страшную боль за своих родных, друзей, которые отвергли зов? Почему это должно случиться... теперь?

Однажды, когда мы кушали, госпожа Кук быстро вбежала в дом.

- Только сейчас принят всеобщий воскресный закон, - воскликнула она, - испытание близко.

Я взглянула на неё. Этого не могло быть. На самом деле была только половина июля - как раз несколько недель после принятия национального воскресного закона. Конец испытания не мог наступить так скоро... не теперь!

Но мне снова припоминались таблицы проповедника Брауна. Линии, обозначающие воскресный закон и конец испытания, сходились всё ближе и ближе, пока не сливались в одну линию. Да, это время пришло. Это время было теперь...

После принятия решения двигаться к Скалистым горам мы помолились и отправились. В состоянии отчаяния я хотела пойти и увидеть мать, отца и проповедника Дженкинса, но Кук сказал, что это было бы слишком опасным - в таком случае мы могли бы открыть место нашего убежища. Как только мы поспешно двинулись в путь и прошли мимо надписи, написанной зелёной и белой краской, которая гласила: «Каламазо - следующий город Ексит», я почувствовала страшное одиночество и подумала: «Всё это там, в городе: мой родной дом, мои родные, мой служитель, моя церковь. Там всё.» Тогда я взглянула на сидящего рядом Рона. Нет, не всё осталось там. Рядом со мной был дорогой, любимый брат. Я наклонилась и поцеловала его.

- Только ты со мной теперь, - прошептала я, - только мы одни...

Он взглянул на меня: - Никогда! - воскликнул он, - с нами Бог.

Господин Кук включил в своем автомобиле радио. Мы часто ловили новости радиовещания. Они были одни и те же: войны, сильные ураганы, пожары, различные преступления, и теперь плюс ко всему этому - воскресный закон. Закон, который мы изучали, содержал в себе наказание смертью всех тех, которые осмелятся не повиноваться ему. В пределах недели было разрешено убивать нас. Только одной недели! Сидя на заднем сиденье, я отвела свой взор от быстро мелькающих сельских местностей и много размышляла. Я думала о моих друзьях детства и моих школьных учителях ранней юности. Я желала знать, оставили ли они свою местность. Я желала знать, услышали ли они истину и приняли ли её. Может, они, подобно нам, скрываются в уединённых местах? Боль наполняла моё сердце при воспоминании, как мало я могу сделать, чтобы направить их на праведный путь... Я размышляла о своих учителях церковной школы и желала знать, убежали ли они или остались. Я хотела знать, оставили ли город в последний момент отец и мать.

«Несомненно, они должны сделать это,» - подумала я. Проповедник Браун сказал, что святые должны будут спасаться бегством. Но, возможно, что мы, совершая всё это, - оставление городов и селений - пытаемся убедить самих себя, что мы хороши. Возможно, мы также не будем спасены, но, убегая, пытаемся доказать небу, что мы сохранили печать Божию. Я знала, что многие могли быть обмануты в конце. Возможно, что и я обманывалась мыслью, что я спасена, а на самом деле не была спасена. Возможно, действуя таким образом, я подражала святым, чтобы убедить себя, что была свята. Я так много слышала о людях, обманывающих самих себя настолько, что они сами верили этому. Может быть, это послужило причиной, что я поступила так.

Эта мысль сильно устрашила меня, но я удалила её, положившись только на обетование Божие: «Побеждающему дам вкусить от древа жизни, которое посреди Рая Божия... Побеждающий не потерпит вреда от второй смерти.» Обетования осенили меня и мой разум и, подобно надежде, озарились в моём сердце.

Рон читал книгу «Путь ко Христу». Он, казалось, был спокойным. Я подумала тогда, как много он возрос духовно за эти два последних месяца, каким христоподобным и зрелым он казался!

- Это сказано здесь, - подчеркнул он, - мы должны принять обетование Христа и верить, что Он сделает это.

«Странно, - подумала я, - что он прочитал именно то, что так необходимо для меня».

Проходили часы. Новости радиовещания были наполнены вестями о войнах, восстаниях, шайках воров, действующих в больших городах. В разных частях страны распространялись эпидемии, и постоянно были вести о приближении даты, после которой убийство прощалось законом. Мы, наконец, достигли предгорья Скалистых гор, и они нам показались небесами. Остановившись для заправки горючим, мы вышли из автомобиля, чтобы прогуляться и размяться. Служитель бензоколонки протёр наши окна. Затем он попросил показать карточку на разрешение покупать и продавать. Когда мы сказали, что её нет, лицо у него изменилось и стало мрачным и жестоким. Он быстро побежал в управление бензоколонки, позвонил по телефону и вызвал полицию.

В автомобиле мы дрожали и очень волновались. Хотя счётчик заправки горючего показывал пусто, автомобиль работал отлично. Поднявшись на одну улицу, мы мчались по другой. Радио продолжало работать, и мы, затаив дыхание, слушали. Вдруг мы услышали о наложении на нас ареста, номер и приметы нашей машины и сигнал тревоги, что мы были опасными преступниками. Я не могла поверить, что это говорилось о нас, когда я услышала о списке преступлений, как будто нами сделанных! Как это могло быть? Как могло что-либо подобное произойти здесь, в Соединённых Штатах?

- Послушай, дитя, - сказал мистер Кук, - бери, что можешь, и уходи! Действуй твёрдо, насколько ты смела, и не смотри на меня так. Тебе невозможно спастись, если ты будешь с нами...

- Но...

- Делай, что я тебе говорю, теперь!

Автомобиль остановился, и мы выпрыгнули из него. На один момент мы остановились, держа наши Библии и одежду, недоумевая, что теперь делать. У меня была сумочка со всеми пожитками. Каким образом в мире я могла приобрести эти пожитки? Я рассмеялась. Я не знала, что делать, но мы решили за лучшее - идти. Рон взял меня за руку, и мы двинулись по улице. Это была мирная, спокойная улица, обычная жилая городская улица. Играли маленькие дети, люди мыли свои окна или поливали газоны. На минуту я почувствовала себя спокойно, всё было хорошо.

Но вдруг мы услышали вой сирены. Мы бросились к маленькой улице и укрылись между двумя кирпичными зданиями. За ними было темно, а внутри мощёной улицы было несколько ящиков и бочек.

- Почему всё это должно произойти в этом жилом районе? - прошептала я.

- Слушай, Алиса, попытайся удалиться из вида, скрыться. - Рон толкнул меня под ящик и набросил кучу мусора. Запах разного рода тряпок объял меня. Поколебавшись на миг, он сжал мою руку.

- Я люблю тебя, - прошептал он, - не забудь Римлянам 8:28.

Ящик опустился. Там была полная тишина. Тряпки и дуст создавали невероятное зловоние в этом маленьком укромном месте. Я постоянно молилась. О, если бы я могла с уверенностью знать, что я спасена. Я слышала, как Рон сказал выходить. Вечность удушливой тишины прошла! Затем ящик двинулся, поднялся, и снова повеяло прохладным, свежим воздухом. Наступила ночь. Рон помог мне встать. После молитвы благодарности за непрестанную Божию охрану мы осторожно вышли из узкой улицы. Мы следовали по шоссе, и по мере того, как всё дальше и дальше удалялись от города, наши страхи увеличивались. Каждый раз, когда проезжал автомобиль, мы падали на землю. Затем мы бежали. Бежали всё быстрее и быстрее. Падая, мы прислонялись к земле, надеясь, что никто не увидел нас. Как только автомобиль набирал скорость, удаляясь по шоссе, мы снова поднимались и продолжали бежать. Всё мое тело и ноги страшно болели.

- Остановимся! - воскликнула я, - это невозможно, здесь опасное место.

- Приближается другой автомобиль, - сказал Рон.

Измученная, я упала на холодную землю и со страхом ожидала, пока мимо нас промелькнут сверкающие фары машины. «Вот что значит быть подобными преступникам, - подумала я, - только теперь я понимаю, что значит быть преследуемыми». Я легла, не надеясь подняться.

- Вставай, Алиса, - сказал Рон, дотрагиваясь до моих ног.

- Не могу, Рон! - запротестовала я.

- Перестань, мы должны идти вперёд насколько сможем. Что произойдёт, когда восходящее солнце застанет нас посреди этой дороги? Мы теперь уже почти у самых гор.

Он взял меня, и мы побежали. Мы должны идти теперь. Это в самом деле теперь! Теперь мы должны бежать. Теперь мы должны падать. Теперь мы должны скрываться. Почему всё это должно произойти сейчас, а не в следующем году, или в последующем? Почему всё должно случиться теперь?

Наконец мы достигли гор, и тогда направили свой путь назад, в лес. На востоке в небе занималась заря. Мы всё ещё пытались идти. От боли я не чувствовала ног и тела. Мои стопы не чувствовали волдырей и жара - до такой степени всё онемело. Я очень хотела пить. Во рту всё пересохло, в горле так больно отражался каждый глоток. Наконец в изнеможении мы упали на землю и уснули. Когда мы пробудились, я открыла свою Библию на книге Псалмов. Несколько стихов 26 псалма были подчёркнуты: Псалом 26:1-10.

Я остановилась. Как могло быть подобное совпадение? Как я могла открыть именно то место и те стихи, в которых как раз нуждалась? Мое сердце продолжало наслаждаться любовью Божией. Открыв 1 Иоан. 3.1, я прочитала: «Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божьими». Дочь Бога! Я была дочерью Бога, принцессой Наивысшего Правителя Вселенной. В то время как я увлеклась мыслью о сущности принцессы, мои ноги перестали так сильно болеть. И когда я помыслила о страданиях как члена верной семьи небес, я совершенно перестала чувствовать боль. Была полная ночь, когда мы направились в горы.

- Скажи, Рон, - прошептала я. Меня внезапно тронула мысль, - какой день сегодня? Прошла пятница, и с наступлением ночи наступила суббота.

Мы оба остановились, поражаясь, как быстро прошли эти недели. Он улыбнулся. Я не видела улыбки, но я могла заключить из тона его разговора, что широкая улыбка прошла по его лицу.

- Совершим вечернее служение.

Эти слова были произнесены с волнением. Мы нашли безопасное место, и тихо, почти молчаливо провели служение. После окончания мы почувствовали себя освежёнными и поспешили далее в путь. Только двадцать четыре часа отделяли нас от принудительного декрета о смерти. Мы были теперь в горах. Приближалось утро. Мы надеялись увидеть восход солнца в субботнее утро с гор! Эта мысль волновала меня, и я направила свой пристальный взгляд на восток. Мы оба остановились, тяжело дыша, чтобы быть свидетелями красоты восхода солнца. Оно было настолько чудесным, что мы не могли удержаться и стали на колени возблагодарить Бога за Его любящую заботу. Лишь только мы встали, как сразу услышали позади себя пронзительный крик. Повернувшись, мы увидели двух человек с винтовками и собакой.

- Эй, вы, что вы здесь делаете? - их голоса были грубоватыми.

- Алиса, убегай прочь! - Рон направил меня в одну сторону, а сам побежал в другую. Филип. 4,13.

Я слышала приказ возвратиться. Я бежала как слепая. Я слышала позади себя лающего пса. Преследующие люди пронзительно, истерически кричали, а собака безумно лаяла. Я бежала, болело в боку. Была сильная боль в горле. Пёс вот--вот настигал, а я продолжала бежать.

- Отец, помоги мне! - воскликнула я.

Прозвучал выстрел. Во мне всё похолодело, но я ничего не почувствовала. Второй выстрел. Также мимо. Я бежала. Всё дальше и дальше. Собака была позади меня.

- О, не дай им схватить меня!

Ну почему я не могла бежать быстрее! Вдруг я упала. Начала подниматься, но было уже слишком поздно. Собака налетела на меня, а справа от неё уже стояли два человека. Как только они подошли, собака отошла назад. Я лежала и смотрела на их жестокие лица. В этот момент в моём сознании промелькнула мысль, вполне ли хорошо выглядели мои волосы. Тогда один из них поднял свою винтовку и прицелился. «Теперь всё!» - подумала я. Его палец лежал на спусковом крючке.

- Эй, закон не разрешается ещё приводить в действие до завтрашнего утра - схватил его за руки второй мужчина.

- Какая разница, убьём мы её теперь или позже?

- Хорошо, почему нам не доставить её властям, есть ещё другие люди. И, кроме того, вы будете иметь много времени, чтобы наохотиться завтра.

Оба они усмехнулись толкая мои ноги.

- Слишком вредный тот ребёнок, который убежал, - сказал один с негодованием. - Завтра он будет пойман.

Счастливая, что Рон был ещё на свободе, я молилась: «Благодарю за услышанную молитву».

В тюрьме меня допросили, сняли отпечатки пальцев, записали в книгу, сфотографировали, снова допрашивали, переодели в тюремную одежду и затем отвели в камеру, в подвальное помещение. Как только я вошла, все арестанты камеры обернулись ко мне.

- Приветствуем самую младшую, - улыбнулся мужчина. Я также ответила.

- Садитесь, - предложил другой, указывая на пол, - мы здесь представляем Церковь.

Я села. Это было единственное, что я могла сделать. Я чувствовала себя хорошо. Это было прекрасное место. И люди были вежливые и приятные.

- Вы можете быть нашим посетителем на этой неделе, - сказала одна женщина, - если бы мы имели книгу отзывов для гостей, вы могли бы отметиться в ней.

Служение было очень простым. Мы пели и пели. Песни были такими реальными, настоящими, естественными. Не просто подобранные слова, положенные на музыку, какие мы так часто имели когда-то дома. После этого мы молились. На протяжении всего дня мы пели, молились, беседовали намного больше. Один человек сиял от радости, рассказывал, как люди, схватившие его, пытались расстрелять его, но винтовка не выстрелила.

Я подумала при этом, как близко я была к смерти. Почему тот человек промахнулся дважды, стреляя в меня, а второй человек остановил его от выстрела в третий раз? Том, мужчина, который улыбался, когда я зашла, назвал меня самой младшей. Он пожелал мне чувствовать себя как дома. Я назвала его Томом, потому что это было единственное имя, которое он дал себе. Он отличался от других, будучи более дружественным и любезным. Там была пожилая женщина тётя Неля.

Мой желудок почувствовал голод.

- Давали ли они вам кушать? - спросила я.

- О, да! - улыбнулся Том, - они дали нам немного только один раз.

«Хорошо,» - подумала я.

- Если вы, Алиса, были на диете, в этом не будет ничего для вас нового.

Я начала размышлять. Всю свою жизнь я слышала, как мы должны быть подобны Христу. Но я не сознавала, что значить отображать вполне Его образ. Мной овладевал страх, что возможно, я забыла исповедать какой-то грех. О, если бы я могла знать об этом определённо! Подошёл Том и сел рядом со мной.

- Не беспокойтесь так, маленькая девочка, мы не можем теперь знать всё достоверно и в точности, - его голос был тихим, но вполне доступным для понимания. Как мог он знать мои мысли.

- Только помни, не сомневайся, Божия любовь к тебе так же сильна, как и всегда была. Он не допустит, чтобы вы пали ещё. Верьте мне. Он не намерен сделать это.

Я поверила ему. Я ничем не могла помочь себе, но я верила ему. Всё, что говорил Том, было под вдохновение истины и любви.

- Помни, - продолжал он, - Христос прошёл через всё подобное, и даже более, чем прошла ты! Он чувствует каждое страдание, каждую боль, каждую робость, которую переживаете вы. Он слышит и бодрствует над вами. Он любит вас очень глубоко.

Вставая, он сказал: - Вы, добрый воин, - затем улыбнулся и добавил, - и вы - настоящая принцесса.

Он направился к другой стороне камеры. Как мог он совершать это? Как мог он знать о моих размышлениях относительно принцессы? Необыкновенный страх охватил меня, когда я пыталась понять, что собой представляет Том, как личность. Он возвратился с улыбкой на лице, и я поняла, что был прекрасным, действительно прекрасным христианином. Дверь камеры открылась, и вошли трое людей - мужчина, женщина и маленькая девочка. Девочка Джули была очень испугана. Она плакала и просила своих родителей, но Тому вскоре удалось её успокоить.

Проходили часы. Пришёл часовой и принёс нам всем чашу тёплой воды. Он назвал её вегетарианским супом. Подавая чашу, он сказал:

- Как раз около четырёх часов.

Мы все знали, что это значит. Ровно в 8.00, четыре часа спустя декрет о смерти должен будет прведён в действие.

- И неужели вы не сожалеете о своих семьях? - продолжал он умоляющим тоном, - как вы можете спокойно наблюдать, что они будут казнены из-за вас? Я никогда не смогу понять, как люди могут нарушать закон. Они должны возвратиться в дом, который страдает...

Эти слова причинили боль. Я желала знать, действительно ли были посланы люди к отцу и матери из-за меня.

- И, кроме того, что дала вам идея, что вы так чрезмерно святы? Посмотрите, все согласны с этим законом, кроме вас. Справедливо ли тем, кто поступает подобно вам, сказать: «Нет, это делается ради Бога?»

Он покачал головой, негодуя: - Люди, подобные вам, безумны. Как животных безумных, их расстреливают.

Он удалился прочь, не окончив фразы о казни заплетающимся языком, прежде закрытия засова нашей камеры.

На протяжении ночи всё больше и больше людей заполняло камеру, некоторые подобно нам, были в добром состоянии, а другие избитые и окровавленные. Было так тесно, что едва можно было стоять, но стражи пытались наполнить камеру всё больше и больше. Я пыталась уснуть, но каждые 10-15 минут звучала сирена. Том выразил мысль, что всё это делается с целью сохранить нас бодрствующими. Они знали, что человеческое тело расстраивается от чрезмерной бессонницы, как объяснил Том. И это есть именно то, чего они желают. Но как только вы научитесь глубоко засыпать на протяжении 5-10 минут, и будете постоянно молиться и доверять Иисусу, всё будет хорошо.

Джули очень сильно плакала, но тётя Неля успокаивала её и пела ей. Я очень переживала за неё, потому что она была очень маленькая. Я часто желала знать, что должно случиться с детьми в это время, и теперь я узнала. Они должны страдать вместе с нами, но хорошо, что с нами были люди, подобные тёте Неле и Тому, утешающие её.

В полночь прозвучала сирена, раздался стук, и стражи вошли в камеру.

- Внимание! Всем перечисленным встать! - приказал один из них.

Он назвал имена разных людей, и они вышли. Это предоставило нам больше места, но не уменьшило нашей безопасности. Свет над нашей головой горел постоянно. Мы не видели больше часовых на протяжении 2 дней, и в течение этого времени не принимали пищи и воды. Это время преимущественно было отведено молитве и пению. Поскольку мы не имели Библии, мы читали наизусть тексты, которые знали. О, как я желала знать больше! Затем снова пришёл страж. Том и другие были вызваны. Проходя, Том склонился и что-то положил в руку Джули.

- Не бойся! - шепнул он и взглянул на меня, - проявите заботу о ней, этой маленькой девочке.

Дверь камеры затворилась. «Ну вот, прошло более 4 часов,» - подумала я.

- Смотри, что Том дал мне! - Джули почти пела, - посмотри, какая она красивая!

В её руке была очень маленькая, ярко раскрашенная картинка Иисуса. На обратной стороне было написано «Бог есть любовь». Как она смогла оказаться у него здесь? - удивлялась я. Нас ведь полностью обыскали, и мы пришли ни с чем, лишь одетые в тюремную одежду. Я удивлялась, вспоминая его доброе лицо, дружественную улыбку, слова помощи, сочувствия и утешения. Я поражалась этому...

Мы молились и пели. Джули чувствовала себя счастливой, когда мы пели. Она всегда присоединялась к нам без промедления, независимо от того, знала она мелодию и слова или нет. Мы были голодны, но больше всего нас угнетал страх, что, возможно, не спасены. Я вспомнила слова Тома о доверии Иисусу. Я вверяла себя Христу всем своим сердцем, именно это я старалась делать. Это было то, о чём я печалилась больше всего. Я чувствовала, что не имею много веры и опасалась, чтобы не забыть о какой-либо добродетели, которую я должна иметь. Страж возвратился и назвал ещё другие имена. Я оставалась почти одна. Джули снова начала плакать.

- Не плачь, милая, всё будет хорошо, - я улыбнулась, - ты помнишь ту картинку, которую тебе дал Том?

Это, казалось, успокоило её, но она всё же волновалась. Она была такой маленькой, и всё же Христос предоставил ей охрану и любовь в этой тюремной камере.

Сейчас я очень беспокоилась о том, что же случилось с людьми, которые покинули тюремную камеру.

Меня ввели в маленькую комнату. На её противоположной стороне за большим столом сидел человек.

- Вы Алиса Стронг?

- Да.

- Вы жили в городе Каламазо, штат Мичиган?

- Да.

- Вы адвентистка седьмого дня?

- Да.

- Почему?

Этот вопрос поразил меня. Во всём прочитанном мною о времени конца никогда не встречалось такого вопроса: почему? Встречались вопросы подобно следующим: что заставляет вас думать, что именно суббота является временем отдыха? Или: почему вы соблюдаете субботу вместо воскресенья? Но никогда не задавалось вопроса: почему?

- Потому что я верю, что Библия является единственным и исключительным мерилом веры, и адвентисты седьмого дня основывают свои убеждения на Библии.

Я сама удивилась своему ответу. Он не представлял шедевра ораторского искусства, но был правильным.

- Хорошо, Алиса, я сейчас буду подобен вам, - человек, сидящий в кресле, снова начал раскладывать бумаги на своём столе, - вы сказали, что все ваши доктрины основаны на Библии. Но вы не верите в бессмертие души, - он сделал паузу, предлагая мне жестом сохранять молчание, - в Библии я читал, что после своей смерти бедняк Лазарь был на небе, а богач - в аду. Вы, наверное, согласны, что это есть в Библии, и, что более того. Сам Иисус рассказал эту историю.

Я начала защищаться, но он попросил не говорить до тех пор, пока не окончит своего наставления.

- И когда разбойник был на кресте, Иисус сказал ему: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со мною в раю». Иисус сказал разбойнику, что он должен быть с Ним в тот же день, именно в день, в который он умер. Поэтому лишь логически необходимо верить в бессмертие души. Правильно? Правильно. Следующий вопрос: соблюдение субботы. Некогда суббота была соблюдаема народом Божьим на протяжении Ветхого Завета, вплоть до смерти Иисуса. Но когда Он воскрес в то пасхальное утро, день святости был изменён с субботы на воскресенье. Вы только что сказали, что следуете Библии, но здесь приведено только 2 примера из многих, которые я могу назвать, где вы поступаете вопреки её учениям... Подумайте об этом, Алиса. Вы интеллигентная девушка, я знаю, что вы ищете истину. Вы полагаете, что исполняете волю Божью, но примите во внимание, что я справедливо сказал вам... Вы не желаете, чтобы кто-либо был убит из-за вас? Но некоторые из ваших друзей, или даже членов вашей семьи могут быть убиты из-за вашего упрямства. Не думаете ли вы, что вам не придется дать перед Богом отчёт за всё это? - он устремил на меня холодный многозначительный взгляд, - конечно, если бы вы были в состоянии возвратиться на Божий путь, просить прощение за свои грехи. Он мог бы спасти вас. Наступило молчание.

- Я знаю, вам очень тяжело принять справедливость теперь, - продолжал он, - но я расскажу, что вам необходимо сделать. Если вы пожелаете, мы возвратим вас опять в Каламазо, и лишь после того, как вы увидите некоторых из ваших друзей и семью, вы сможете принять ваше окончательное решение. Постарайтесь всё очень хорошо взвесить.

В знак согласия я кивнула головой.

- Хорошо, мы посмотрим, как поступить с вами.

Меня увели в маленькую камеру, и потянулись дни ожидания. Каждый день я ожидала, когда отправлюсь домой. Но этот вопрос оставался на месте. Проходили недели. Каждые несколько минут страж наблюдал через окно в двери моей камеры и будил меня, если я спала.

Каждый день тянулись длительные часы допросов, долгие часы убеждающих бесед. Я решила, что теряю разум... Я ухватилась за два стиха: «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди» и «Здесь терпение святых, соблюдающих заповеди Божий и веру в Иисуса». Я должна стоять твёрдо. Я не должна потерпеть поражение теперь.

Внезапно я пробудилась. (Дальше следует описание сна, укрепившего её в дальнейшей битве - переводчик).

Казалось, что я была спящей на протяжении долгого времени. Я не слышала стража, но я знала, что он находится в камере. Пробудившись, я села и увидела человека. Это был Том!

- Том, как вы очутились здесь?

Он выглядел лучше, чем узники других камер.

- Никогда не думай об этом, маленькая девочка, - улыбнулся он.

Как прекрасно было видеть его! Когда он был рядом, не было боли, не чувствовалось голода, не было сердечного страдания. Казалось, он вносил атмосферу мира и любви, доверия и радости, вместе с ним входила справедливость и радость. Когда он находился в моей камере, в ней сиял свет.

- Я полагал, что вы, возможно, не имеет еды, поэтому я принёс вам кое-что, - он подал мне какую-то пищу.

Я никогда не видела чего-либо подобного раньше. Но это было восхитительно!

- Как эта пища называется? - спросила я.

- Для неё на самом деле нет названия, но я рад, что она вам понравилась, - он улыбнулся, - как вела себя Джули, когда вы оставили её?

- Я думаю, довольно хорошо.

- Слушайте, милая девочка, они отныне будут очень строго с вами поступать. Вскоре вы должны будете отправиться домой, но это не будет воссоединением с семьей, как вы предполагаете, - его голос был торжественным, - эта поездка будет трудной, но не продолжительной, и помните, что Христос очень любит вас. Вспомните обо всём добром, что Он сделал для вас во все времена, отвечая на ваши молитвы. Его глаза были приятными, и он говорил с любовью и авторитетом человека, который находится вблизи Спасителя, - это справедливое испытание, размышляйте о нём, как о вступительном экзамене на небо. И вы сдадите его, маленькая девочка. Только старайтесь выдержать трудное испытание, молитесь и верьте обетованиям Иисуса, данным для вас. Повторяйте их и думайте только о Боге, а не о себе. Не о ваших собственных недостатках, но об авторитете Христа. Его силе и любви.

- О, Том, я желаю быть похожей только на вас! - сказала я.

- Даже не думайте быть похожей на меня, только на Христа, - нежно заметил он, - никто не подобен Иисусу, но быть подобным Ему должно быть наивысшей целью каждого, - он улыбнулся, - теперь обещайте мне, что вы не будете терять мужества. Я должен оставить вас. Но помните, как сильно Иисус любит вас!

- Пожалуйста, не уходите, - воскликнула я. Я не желала оставаться одной в этой камере снова со стражем, наблюдающим всё время за мной.

- Я вынужден оставить вас снова... До скорой встречи!

Повернувшись, чтобы он не видел слёз, я направилась в другой угол камеры. Почему он не мог остаться? Хотя бы на некоторое время... Мне не хотелось оставаться со стражами, пробуждавшими меня постоянно или выслушивать лукавые замечания. Тогда мне стало ясно, что стража не было на протяжении долгого времени. И всё это время Том был здесь. Я повернулась, чтобы сказать «до свидания», но Том уже ушёл.

- «Том! Том!» - Пронзительно закричала я.

- Замолчите, - страж посмотрел в отверстие камеры...

Наконец меня отослали назад, в Каламазо. В тюрьме я прошла через обычные процедуры и была направлена в большую, почти пустую камеру.

- Как прекрасно! - воскликнула я, узнав свою подругу из академии. Это было так чудесно увидеть того, кого я знала!

- Как долго ты была в ...?

- Я думаю, около месяца.

- Это примерно?

- Да, благодаря молитве всё разрешилось. А получила ли ты какие-либо сведения о положении в академии? - Она отрицательно покачала головой.

- Браун ушёл? - спросила я.

Она отрицательно покачала головой.

- Они не выдержали испытания.

- Что ты имеешь в виду, говоря "они не выдержали испытания"?

- Они не выдержали испытания, - повторила она, - они согласились с воскресным законом и не выдержали его, чтобы остаться верными.

- Нет! - я присела в изнеможении, - о, нет! Этого не может быть.

Что сделало всё совершившееся зло? Могло ли это быть правдой? Как могло это случиться с библейским учителем? Прошли два несчастных дня. Затем вошёл страж и повёл меня в судебную палату. Вошедши, я увидела мать, проповедника Брауна и проповедника Дженкинса. Они были там! Нервная дрожь прошла по всему моему телу. Я знала, что они не должны были пасть, я была в этом уверена!

Я села и начался допрос, точно такой же, как и в других тюрьмах, лишь в этом случае заседала целая коллегия. Когда один уставал, его место занимал другой. После нескольких часов такой обработки все судьи сели. Всё ли это? Я желала знать, что будет дальше. Тогда проповедник Дженкинс встал и подошёл ко мне.

- Слушай, Алиса. Я с интересом выслушал вопросы, которые были поставлены вам сегодня после обеда. Я знаю, что вы сознаёте, где сделали ошибку.

Моё сердце остановилось. Это не мог быть проповедник Дженкинс! Это не мог быть мой служитель! Этого не могло быть! Как мог он сказать такое!?

- В это трудно поверить, я знаю, - продолжал он, - но мы были просвещены новым светом. Мы имели видения. Я лично имел несколько. В этих видениях Иисус сказал мне, что план изменён. Он продолжает совершенствовать каждого здесь посредством воскресного закона. И тогда ни одна душа не будет погибшей.

Я смотрела на него, и моё сердце разрывалось.

- Надеюсь, вы понимаете, что всё это означает, Алиса. Каждый будет спасён, каждый! Он верил этому. Он действительно верил тому, что говорил.

- Алиса, эти люди, которые совершают процесс, такие же, как и вы. Вы удерживаете Иисуса от спасения нас всех!

Как можно было поверить этому! Как мог он, мой служитель, быть так обманутым!

Ко мне подошёл проповедник Браун. Нет, неужели и он тоже? О, почему они не желают меня оставить одну? Я желала бы возвратиться назад, в другую тюрьму. Обратно туда, где я не знала того, что знаю теперь... теперь!

- Как прекрасно видеть вас, Алиса, снова. Я очень желал этого, находясь под различными обстоятельствами, - он посмотрел на меня пронзительным взглядом, - я не желаю сказать вам, что вы погибшая, ибо мы не можем об этом безошибочно знать, но я желаю сказать вам, что если вы не измените своего взгляда, вы не сможете быть спасены. Помните ли вы те многие «неприятности», которые происходили с вами в школе? Помните ли вы случай, когда вы ушли в город вопреки всем наказам? Вы считали себя справедливой, правильной, помните? Но когда вы возвратились в общежитие, обнаружилось, что вы во всём несправедливы. И вы были наказаны. Подобное случилось и теперь. Вы думаете, что вы правы, но в действительности вы поступили несправедливо и будете наказаны, если не исправитесь...

Это не мог быть проповедник Браун, который учил меня Библии всего лишь пару месяцев назад. Нет, я знала его другим. Тот же самый человек внешне на вид, но что-то случилось внутри...

Ко мне подошла мать. С ненавистью в глазах и резкими словами она обратилась ко мне:

- Они убили на прошлой неделе твоего отца. Они убили его из-за тебя. Ты не христианка, ты безумный фанатик! Ты убила своего отца! Именно ты убийца, точно так же как и те, которые убили его! - остановившись на миг с гневом и ненавистью, она сказала, - ты не моя дочь! - и ушла прочь.

Я всматривалась во всех их. Никто из них не был теми людьми, которых я знала раньше. На библейских уроках проповедник Браун рассказывал, что только малое число будет среди спасённых. Только те, которые смогут скорее умереть, чем совершить неправедные греховные поступки, смогут устоять во время последнего конфликта. Он сказал, что посредством этого изольётся ярчайший свет. Я ещё слышала его говорящего: «Некоторые из избранного народа, о которых мы думаем как о святых, обнаружатся настоящими дьяволами». Я всматривалась в него теперь, сидящего здесь с таким самоправедным видом. Мне очень хотелось знать, мог ли он во время этих многих дискуссий и заявлений об этом скором времени, которые проповедник Браун читал о неустоявшем народе, мог ли он осознать, что он был предсказателем своей собственной судьбы.

Я вспомнила прочитанное когда-то, что ни один из двадцати не готов к спасению, пока не раскается. То есть только единицы достигнут спасения. Я подумала, что всеми теми единицами являются мои друзья, но теперь я осознала, как в действительности очень мало людей направлялось к небесам. Помимо Рона была только одна личность из всех моих заключённых товарищей, которых я раньше знала как друга.

- Ну, как? - судья посмотрел на меня, - что будем делать? Мы предоставили вам больше милости, чем было необходимо. Вы очень хорошо знали, что вы нарушитель государственного закона, церкви и закона Божьего.

Наступила тишина. Все взоры были устремлены на меня. Почему они не могли понять, что бесполезно было требовать моих убеждений?

- Ну, что вы желаете сказать?

- Я счастлива, что не могу согласиться с любым законом, который не подтверждается истинами Библии! - я бесстрашно смотрела на него. Я не беспокоилась, что они подумают обо мне, я не собиралась уступать ТЕПЕРЬ!!!

- Но я сказал вам, что Библия не находится более в действии, - раздался пронзительный крик проповедника Дженкинса, - вы не понимаете, что вы делаете, вы - маленький глупец!

Я взглянула на него, посмотрела на мать, проповедника Брауна и мне стало жаль их. Это была печаль о состоянии, в котором они находились, о пути, на который они стали... Теперь я верила тому, что читала и что слышала. Я знала, что Время Скорби было самым трудным из всех времён.

- Хорошо, в таком случае я приговариваю вас к смерти на электрическом стуле. Завтра... в полдень... - судья действовал решительно и жестоко.

Мои трое «друзей». О, почему это должно случиться? Меня увели в тюремную камеру, где я осталась одна.

Я должна быть уверенной, что в Книге Неба против моего имени нет греха... Но как я могла узнать это? Проповедник Браун припомнил много случаев о неприятностях в школе. Как я могла знать, что все это было прощено?

День и ночь я умоляла о прощении. Если бы только я могла вспомнить какой-либо грех, который нуждался в прощении... но я не припоминала чего-либо подобного. Смерть была бы наполовину менее страшной, если бы я была уверенной, что приготовилась встретить моего Господа.

Время быстро приближалось к часу казни. Я должна была быть уверена, что я запечатлена, я должна была это знать...

Меня привязали к электрическому стулу. На моей голове поместили электроды. К выключателю подошёл человек...

- Пожалуйста, спасите меня!

- Мы давали вам последний шанс, - сказал человек у рубильника.

....Раздался страшный грохот, и внезапно последовало ужасное землетрясение. Свет померк. Везде разносился пронзительный истерический крик. Строения шатались назад и вперёд. Пол поднимался и опускался. Ремни, удерживающие меня, разорвались. Я соскочила со стула, окна выпадали из проёмов. Гром... ужасный гром сопровождал стихию разрушения вокруг нас. «Конец мира! Конец мира! - разносился вокруг пронзительный крик. Это кричали люди, - мы все будем убиты! Мы погибли! Погибли! Погибли!»

Я попыталась выбраться на улицу. Странно, но я не испугалась: во мне не было неуверенности относительно неисповеданных грехов.

Везде бежали люди, топча один другого, убивая друг друга, и делая это с целью избежать света.

Прекрасного света!

Земля была подобно бурному морю.

...Появились большие расщелины, и люди, умоляющие о смерти, бросались в них. Повсюду полыхал огонь.

Столп прекрасного огненного света прорезал темноту неба и среди темноты засиял свет...

В эти минуть! я чувствовала себя счастливой, такой счастливой, что это нельзя было выразить словами. Наконец, наконец Иисус пришёл! Он был здесь!

Неужели я когда-то переносила боль? Неужели я была печальной, лишённой мужества или голодной или испытывала жажду? Я не могла вспомнить этого. Всё, что я знала, заключалась в том, что я, наконец, иду домой!

Земля успокоилась. Теперь на улице оставалось из всех людей только несколько человек. Мы с волнением наблюдали, как облако приближалось всё ближе и ближе и, наконец, остановилось.

Поднимая Свои пронзённые руки, Иисус обратился к умершим. Внезапно земля раскрылась, и сотни прославленных людей вышли из неё. Мы все вместе соединились в долгих, громких восклицаниях победы. И какая это была ПОБЕДА!!!

Ангелы пришли к тюремным камерам так же, как и к только что воскресшим, чтобы поднять их в воздух. Они подошли ещё ближе и к нам, ожидающим их. Мы ощутили теплоту и свет, и я созерцала счастье, сияющее прямо через них.

Мой ангел был рядом со мной, и я начала подниматься к Иисусу. Я посмотрела вокруг. Там был Рон. Рядом с ним тоже был ангел, и они вместе летели к облаку над нами. Там были собратья Кук и другие мои знакомые.

Эта была волнующая чудесная слава. Я направлялась домой, к Иисусу! И я достигла этого согласно всему тому, что сказал Том.

Мой ангел коснулся моей руки:

- «Да, маленькая девочка вы сделали это!» - сказал он.

- «Том! Том!» - воскликнула я.

Моё сердце было преисполнено радости, которое не имело границ...

Но я не могла смотреть на Тома очень долго. Там был Некто, Кого искали мои глаза. Некто, более прекрасный, более любвеобильный и нежный, чем даже Том.

Иисус взглянул на нас, когда мы пришли к нему. Он взглянул на меня таким чудесным, исполненным любви взглядом, которого я никогда не испытывала. И затем Он улыбнулся. Его улыбка была так прекрасна, так чудесна! Он пришёл, и я была счастлива, что всё это было и случилось ТЕПЕРЬ!!!

Содержание:

Пойдём на Голгофу!

Теперь!